ИСТОРИЯ ОПТИНОЙ ПУСТЫНИ.
Достарческий период
Достоверных сведений о времени и обстоятельствах основания Оптиной пустыни не сохранилось. Согласно самой распространенной версии возникновения монастыря, основанной на устном предании, пустынь основал разбойник Опта, который покаялся в своих злодеяниях, принял постриг с именем Макарий и построил келью в дремучем лесу, у берегов Жиздры. Он провел здесь остаток жизни в молитве и покаянии, а потом на этом месте поселились другие подвижники. Хотя предание было довольно устойчивым, оно имеет лишь приблизительную датировку – XIV век.
Еще одна версия связывает возникновение обители с именем благочестивого князя Владимира Храброго, героя Куликовской битвы и основателя многих монастырей. Временем основания обители по этой версии нужно считать XV век.
Оптина была основана на землях, никому не принадлежавших и непригодных для земледелия, к тому же расположенных неподалеку от пограничной засеки с Польшей.
Название монастыря с течением времени изменялось. В записях XVII–XVIII веков он именовался Оптиным монастырем Макарьевой пустынью, с начала XIX века – Козельской Введенской Оптиной пустынью. В настоящее время его официальное название – Введенский ставропигиальный мужской монастырь Оптина пустынь.
Первые достоверные свидетельства об обители относятся ко времени царствования Михаила Феодоровича. В 1629 году козельские писцовые книги сообщают об Оптиной пустыни как возобновленной после разорения: «Государево царево и великого князя Михаила Федоровича всея Руси Богомолье, монастырь Оптин Макарьевы пустыни, на реке на Жиздре, а в нем церковь Введения Пречистыя Богородицы древяна клецка (клетью)… строенье мирское и монастырское черного священника Феодорита с братиею…». В конце XVII века в Оптиной было всего 14 человек братии. Хотя среди благотворителей упоминались цари Петр и Иоанн Алексеевичи и царевна Софья, монастырь бедствовал. На содержание братии не хватало средств.
Тем не менее в 1689 году началось строительство нового храма «разными укладчиками и мирским подаянием». Более других способствовали сему благочестивому делу, как видно из вкладной книги Оптиной пустыни, окольничий Иван Афанасьевич Желябужский и козельские дворяне Андрей и Иван Петровичи Шепелевы, занимавшие высокое положение стольников при царском дворе. Ветхую деревянную церковь разобрали и на ее месте выстроили каменный собор, главный престол которого освятили в честь Введения во храм Божией Матери, а придел – в честь преподобного Пафнутия Боровского.
В 1724 году бедную и малобратственную пустынь упразднили, сохранившиеся здания разобрали и со всем скудным имуществом перевезли в Белевский Спасо-Преображенский монастырь. Туда же перевели и братию. А Введенский собор стал приходским храмом. Однако запустение продлилось недолго. Когда в 1726 году императрица Екатерина I разрешила восстановление упраздненных монастырьков, Оптина была возобновлена при активном участии влиятельного боярина Андрея Шепелева, который пожертвовал для этого немалые деньги. Возвратились на свое место и насельники.
В ходе реформ Екатерины II все монастыри Российской империи были разделены на штатные – трех классов, получавшие соответствующее классу содержание, – и заштатные, которые должны были существовать за счет собственных средств. В 1764 году Оптина стала заштатным монастырем Крутицкой и Можайской епархии и к концу XVIII столетия снова пришла в упадок, как материальный, так и духовный. Вместо положенных семи здесь числилось два, три или четыре монаха, да и то пожилых и больных. Так, в начале 1790-х годов в Оптиной числилось три насельника, все глубокие старики, а пригодной для жилья была только одна деревянная келья.
Перемены к лучшему начались в 1796 году, когда митрополит Московский и Калужский Платон (Левшин; † 1812), посетив Оптину, принял меры для ее возрождения. Как писал епископ Амвросий (Ортнатский): «…преосвященный митрополит Московский Платон, посещая пустыню сию, признал место сие для пустынно-общежительства весьма удобным, почему и решился оное тут учредить по образу Пешношского монастыря»[1]. Процветавший в то время Пешношский монастырь был одним из очагов монашеской традиции преподобного Паисия (Величковского) со строгим общежительным уставом, принесенным с Афона.
Когда митрополит Платон обратился к строителю Пешношского монастыря иеромонаху Макарию (Брюшкову) с просьбой дать ему ответственного и благонадежного человека для восстановления Оптиной пустыни, тот ответил с монашеской простотой: «Да у меня нет таких, владыко святый; а вот разве дать тебе огородника Авраамия?» Получив монастырь, пребывавший в крайней нищете, с тремя стариками-монахами, отец Авраамий пробовал было отказаться от назначения. «Не было полотенца, рук обтирать служащему, а помочь горю и скудости было нечем. Я плакал да молился, молился да плакал, – вспоминал он впоследствии. – Проживши в Оптиной два месяца, не видя ниоткуда помощи к поправлению ее благосостояния и грустя о прежней мирной, беспечальной жизни на духовной родине, я отправился в Пешнош открыть старцу свою душу и молить снять с меня бремя не по силам. Но вышло иначе: старец принял меня с отеческой любовию и, выслушав мои сетования о скудости вверенной мне обители, велел запрячь свою повозку и, взяв меня с собою, поехал по знакомым ему помещикам. Они в короткое время, по слову его, снабдили меня всем необходимым, так что я привез в монастырь воза два разных вещей. Возвратясь со сбора, старец пригласил меня отслужить с собою, а после служения и общей трапезы, совершенно неожиданно для всех, обратился к своему братству с такими словами: “Отцы и братия! Кто из вас пожелает ехать с отцом Авраамием для устроения вверенной ему обители, я не только не препятствую, но и с любовию благословляю на сие благое дело!”»[2] Откликнувшись на призыв своего настоятеля, в Оптину пожелали отправиться некоторые братия и трудники. Так число нового оптинского братства составило 12 человек.
С помощью Божией и при поддержке братии отец Авраамий принялся за устройство обители. Огородник, не имевший никакого административного опыта, он был прекрасным монахом, подвижником и нестяжателем. Духовная мудрость и прекрасные человеческие качества: скромность, приветливость, сострадательность, сердечная простота – привлекли к нему достойных помощников. Вокруг него начало формироваться братство, впоследствии ставшее лучшим в Русской Церкви XIX века. Игумену Авраамию удалось не только материально восстановить запущенный и жалкий монастырь, но, главное, начать его духовное преображение.
Святитель Филарет (Амфитеатров)В 1820 году настоятелем Оптиной пустыни был назначен эконом Калужского архиерейского дома игумен Даниил (Кушнев). По словам современников, это был человек добрый, благоразумный и монахолюбивый. При его настоятельстве начался новый важный этап в истории монастыря. Посетив Оптину, епископ Калужский Филарет (Амфитеатров) решил построить здесь скит для желающих безмолвия. Для этого он пригласил монахов-пустынников из Рославльских лесов, среди которых были братья-монахи Моисей и Антоний (Путиловы). По благословению владыки они сами выбрали место для скита поблизости от кельи, где несколько лет назад подвизался в уединении схимонах Иоанникий (Руфов; † 1815). План построения скита, составленный игуменом Даниилом и монахом Моисеем, был утвержден епископом Филаретом 17 июня 1821 года.
Летом 1821 года монахи приступили к подготовке территории: вырубили лес, выкорчевали пни и срубили себе келью. А в августе было начато строительство храма во имя Собора Иоанна Предтечи, «первого новоблагодатного пустынножителя». Уже в феврале 1822 года храм был освящен.
Правила жизни скита были установлены святителем Филаретом, а за образец взят устав Коневского монастыря. Вход в скит был запрещен женщинам, а также мирянам-мужчинам без благословения старца. Особо строгие ограничения полагались в пище: весь год, за исключением Рождества Христова, Пасхи и сплошных седмиц, она должна быть постной. Управляли скитом скитоначальники, которые по традиции являлись также и братскими духовниками – их избирала старшая братия.
В 1825 году иеромонах Моисей был назначен настоятелем монастыря, а его брат, иеродиакон Антоний, скитоначальником.
Устроение скита сыграло решающую роль в духовном расцвете монастыря. Скит стал сердцем Оптиной пустыни. Именно здесь сугубое аскетическое делание – непрестанная молитва, безмолвие и труды послушания, – соединившись с традицией старчества, зажгли тот яркий светильник, о котором писал историк и религиозный мыслитель Георгий Петрович Федотов: «Оптина пустынь и Саров… сделались двумя центрами духовной жизни: два костра, у которых отогревается замерзшая Россия»[3].
Старчество в Оптиной пустыни
Благодатное старчество – служение, на которое призывает Сам Бог. «Не всякий, кто стар летами, уже способен к руководству, но кто вошел в бесстрастие и принял дар рассуждения», – говорит преподобный Петр Дамаскин.
Архимандрит Леонид (Кавелин) определяет старчество как искреннее духовное отношение духовных детей к своему духовному отцу или старцу. Искренность – значит правдивость перед старцем, откровенность в слове и деле. Истинный послушник – это тот, кто в полной мере обладает добродетелью послушания, кто имеет веру своему духовному руководителю – полную и неленостную. Он ежедневно открывает старцу не только свои поступки и помышления, но и малейшие страстные движения мысли и сердца; отсекает пред ним свою волю, испрашивая совета и благословения на любые свои действия; ничего не делает по своему желанию; не спорит и не прекословит; с искренней и твердой решимостью исполняет все, что скажет ему старец.
Из-за непослушания Адам и Ева лишились райского блаженства. Непослушание отдалило прародителей от Бога, поэтому для их потомков важнейшим принципом существования, основанием жизни стало познание и исполнение воли Божией. Поскольку именно старец открывает ученику волю Божию, послушание старцу – это не ограничение его свободы, а стеснение произвола падшего человеческого разума.
Начало старчества в Оптиной пустыни относится к 1829 году, когда в обитель прибыл иеросхимонах Лев (Наголкин) с несколькими учениками. До того как здесь утвердилась традиция старчества, братия в основном понимала монашеский подвиг как внешнее делание: они выстаивали длительные богослужения, изнуряли себя физическими трудами и земными поклонами, строго постились, вычитывали большое молитвенное правило. Некоторые носили тяжелые вериги, а в посты почти ничего не вкушали. О внутреннем же делании, то есть борьбе с душевными страстями: гордостью, тщеславием, лукавством, гневом, превозношением и прочими, почти никто не имел должного понятия.
Преподобный Лев ОптинскийИменно таким подвижником был схимонах Вассиан (Гаврилов). Он никогда не пил даже чай, не говоря уже о вине, носил власяницу, не пропускал богослужений, проводил ночи без сна, в молитве с земными поклонами, усердно трудился. Часто питался одной травой, а однажды совсем не принимал пищу весь Рождественский и Великий пост. Будучи неграмотным, крайне простым человеком, отец Вассиан не читал и не знал святоотеческого учения, хвалился своими подвигами и схимнической одеждой, не терпел никаких замечаний. Когда в монастырь прибыл старец Лев и начал принимать братию и народ, отец Вассиан резко воспротивился его деланию, не понял и не принял старчества. А старец сказал о нем с сожалением: «Желаем ему прийти в познание истины», – тем самым указывая на то, что самовольное подвижничество не принесло духовного плода. Однако в конце жизни отец Вассиан успокоился и смирился. Как сообщает Летопись скита, «кончина сего претружденного старца была, согласно церковной молитве, безболезненна, мирна, тиха, посему уповаем, что ждет его ответ непостыдный на Страшном Христовом Судище»[4].
Сравнивая человека с плодовым деревом, святые отцы уподобляют телесный труд листьям, а хранение сердца – плоду. Именно внутреннее делание они называют «наукой из наук и искусством из искусств». В Писании сказано: всяко убо древо, еже не творит плода добра, посекаемо бывает и во огнь вметаемо (Мф. 3, 10), – поэтому очевидно, что ищущим спасения в первую очередь необходимо иметь попечение о плоде, то есть о хранении ума. Впрочем, и лиственное благоукрашение, то есть телесный труд, тоже необходимо.
Архимандрит Леонид (Кавелин) писал: «Путь старческого окормления во все века христианства признан всеми великими пустынножителями, отцами и учителями Церкви самым надежным и удобнейшим из всех, какие были известны в Христовой Церкви. Старчество процветало в древних египетских и палестинских киновиях, впоследствии насаждено на Афоне, а с Востока перенесено в Россию. Но в последние века, при всеобщем упадке веры и подвижничества, оно понемногу стало приходить в забвение, так что многие начали отвергать его. Уже во времена Нила Сорского старческий путь многим был ненавистен… К восстановлению в России этого, основанного на учении святых отцов, образа монашеского жития много содействовал знаменитый и великий старец, архимандрит молдавских монастырей Паисий (Величковский). Он с великим трудом собрал на Афоне и перевел с греческого языка на славянский творения аскетических писателей, в которых содержится учение о монашеском житии вообще и в особенности о духовном отношении к старцам. Вместе с тем, в Нямецком и других подчиненных ему молдавских монастырях он показал и применение этого учения к делу. Одним из учеников архимандрита Паисия, схимонахом Феодором, жившим в Молдавии около двадцати лет, этот порядок иноческой жизни передан иеросхимонаху отцу Леониду[5], а им и учеником его, старцем иеросхимонахом Макарием… насажден в Оптиной пустыни»[6].
Действительно, первые оптинские преподобные Лев, Макарий, Моисей и Антоний имели своими наставниками учеников молдавского старца Паисия (Величковского), великого «обновителя древнего иночества». Преподобный Паисий возродил в своих монастырях древнее учение об Иисусовой молитве и почти забытую к тому времени традицию старчества. В основание жизни своего братства он положил чтение и изучение святоотеческих творений, много трудился над их переводами с греческого на славянский язык. А многочисленные ученики принесли его духовное наследие в Россию. Старческая традиция, возрожденная в России его учениками, стала вместе с тем и возрождением древнего аскетического учения о внутреннем делании, то есть очищении души и сердца от страстей.
Преподобный Моисей ОптинскийНастоятель Оптиной пустыни отец Моисей знал не только из книг о необходимости старческого руководства для духовного совершенствования иноков. Много лет он провел в Рославльских лесах, подвизаясь в послушании у опытных старцев-пустынников. Сам он не мог взять на себя старческие труды – и по смирению, и из-за перегруженности обязанностями настоятеля. Крест старчества тяжел, понести его может только человек духовно зрелый и мудрый – именно таким был иеросхимонах Лев. Что не менее важно, он обладал характером первопроходца – непреклонным, решительным и твердым, поэтому настоятель поручил ему духовное руководство братией.
С благословения игумена старец сразу же начал вникать во все детали жизни обители. Все важные назначения, даже расселение по кельям, осуществлялись по его указанию. Для насельников скита было установлено ежедневное откровение помыслов старцу. Открывая свои поступки и помышления, все движения своего сердца, монахи тем самым очищали душу, отсекали свою греховную волю и получали от наставника душеполезное наставление. Через навык откровения они привыкали замечать в себе даже, казалось бы, незначительные греховные мысли и желания, и нравственно совершенствовались. Внутренняя жизнь монастыря стала изменяться к лучшему.
Родившись в древности как сугубо монашеская традиция, как духовный союз наставника и ученика, живущих одной жизнью, а иногда и в одной келье, в Оптиной пустыни старчество обрело новое направление. Его отличительной чертой стало служение всему народу. Духовное руководство оптинских старцев заключалось не только в исповеди, оно накладывало отпечаток на всю жизнь человека. Начавшись при личной встрече, общение со старцем продолжалось в переписке, длившейся порой десятилетиями, так что ни одно важное событие в жизни чада не оставалось без внимания или прямого указания наставника. Если прежде руководствоваться советами старца могли только его ближайшие послушники, то старчество Оптиной пустыни стало поистине народным достоянием.
Премудрым промыслом Божиим благодатное старчество в Оптиной не прерывалось целое столетие: воспитанники старцев сами со временем становились наставниками, передавая эстафету старчества своим ученикам.
Духовный расцвет
Духовный расцвет Оптиной пустыни связан с именами ее святых подвижников: Льва, Макария, Моисея, Антония, Амвросия, Илариона, Анатолия (Зерцалова), Исаакия (Антимонова), Иосифа, Варсонофия, Анатолия (Потапова), Нектария, Никона и Исаакия (Бобракова). Оптинские святые имели различные дары Святого Духа: непрестанной молитвы, духовного рассуждения, прозорливости, исцеления душ и телес человеческих. Они могли назвать незнакомца по имени; читали письма, не распечатывая; прозревали духом прошлое и будущее человека, открывали ему давно забытые грехи; возвращали слух и речь глухонемым. Но главным чудом все они считали Евхаристию, а самым драгоценным даром – покаяние.
Дух мира Христова, обретенный через святое старчество, явственно ощущался всеми посетителями обители – это была особая атмосфера глубокой сосредоточенности и тишины, которая сразу же охватывала паломников.
Посетив Оптину, Н.В. Гоголь писал А.П. Толстому в 1850 году: «Я заезжал по дороге в Оптинскую пустынь и навсегда унес о ней воспоминание. Я думаю, на самой Афонской Горе не лучше. Благодать видимо там присутствует. Это слышится и в самом наружном служении… Нигде я не видал таких монахов. С каждым из них, мне казалось, беседует всё небесное. Я не расспрашивал, кто из них как живет: их лица сказывали сами всё. Самые служки меня поразили светлой ласковостью ангелов, лучезарной простотой обхождения; самые работники в монастыре, самые крестьяне и жители окрестностей. За несколько верст, подъезжая к обители, уже слышим ее благоухание: всё становится приветливее, поклоны ниже и участья к человеку больше»[7].
А оптинский старец преподобный Нектарий однажды сказал: «Известно ли вам, сколько от сотворения мира и до нынешнего дня было истинных общежитий?.. Три! Первое – в раю, второе – в христианской общине во дни апостольские, а третье – в Оптиной, при наших великих старцах».
Иван Васильевич и Наталья Петровна КиреевскиеВ середине XIХ века Оптина стала одним из важнейших духовных центров России, куда устремлялось огромное количество паломников разных сословий и возрастов. Хотя перед революцией в Российской империи было более тысячи монастырей и около ста тысяч храмов, непрерывный поток богомольцев притекал именно в Оптину, несмотря на подчас немалые трудности дальнего путешествия.
В середине XIX века под руководством старца Макария было начато дело издания аскетических святоотеческих творений. Среди его помощников были не только образованные оптинские иноки, но и миряне – литературный критик и философ Иван Васильевич Киреевский с женой Наталией Петровной, которая в юности была духовной дочерью преподобного Серафима Саровского. Благодаря Оптиной пустыни Россия получила драгоценное сокровище – лучшие творения духовной литературы, изданные на славянском и русском языках. Эти книги во множестве и безвозмездно отсылались в монастыри и епархиальные библиотеки.
К началу ХХ века в библиотеках монастыря и скита было собрано около 40 тысяч книг и рукописей. Чтение и изучение святых отцов стало обязательным для братии. После полутора столетий тотального расхождения народной и «официальной» культуры, существовавших практически параллельно друг другу, в XIX – начале XX века точкой их «пересечения» стала Оптина пустынь. Борис Константинович Зайцев писал, что Оптина пустынь «оказалась излучением света в России девятнадцатого века»[8]. Он же отметил и важный момент для русской культуры того времени: «…величайший расцвет русской литературы совпадает с расцветом старчества в Оптиной»..
В Оптину приезжали известнейшие представители русской культуры. Знаменитые писатели и философы искали у старцев духовного укрепления, приникали к их святости, дорожа возможностью учиться в этом училище благодати. Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, К.Н. Леонтьев, С.А. Нилус видели свою духовную родину здесь, «на берегах Божьей реки». Отсюда несли они свет в мир, подобно волхвам, побывавшим в пещере, где родился Младенец Христос. И через них многие писатели и деятели культуры того времени оказались в сфере оптинского притяжения: историк М.П. Погодин, профессор литературы С.П. Шевырев, поэт А.К. Толстой. В Оптину за «духовным хлебом» приезжали В.А. Жуковский, Ф.И. Тютчев, И.С. Тургенев, П.А. Вяземский, А.С. Хомяков, И.С. и К.С. Аксаковы, С.М. Соловьев, В.В. Розанов, мемуарист С.П. Жихарев, поэт Б.Н. Алмазов, критик Н.Н. Страхов, поэт и философ В.С. Соловьев, Великий князь Константин Константинович и его дети – великие князья Олег, Игорь, Иоанн и Константин, великая княгиня Татиана (в монашестве Тамара), преподобномученица великая княгиня Елизавета. Нельзя не упомянуть и о Л.Н. Толстом.
В начале XX века Оптина пустынь была большим процветающим монастырем, где подвизалось около трехсот насельников. Трудно сказать, было ли в России за всю ее историю место, где в такой степени общество людей приблизилось к идеалу христианских отношений, несмотря на испытания, скорби, ошибки, и где святое братство имело бы такое огромное освящающее влияние на свой народ. А необходимость этого была самая острая. В Россию усиленно проникала западноевропейская культура, становилось всё больше людей, которые не имели представления о духовной жизни, совершенно не понимали внутреннюю природу Церкви и монашества. Массовый отход от Христа стал закономерным для высшего и образованного общества, жившего европейскими идеями. Православие всё больше становилось «верой простолюдинов». Катастрофические последствия богоотступничества весь мир увидел после октябрьского переворота 1917 года.
Первая мировая война открывает новый трагический период истории Оптиной пустыни. В 1914 году на фронт было призвано более пятидесяти насельников, большинство из них – в рясофорном постриге. Вернулись с войны очень немногие: около тридцати человек попали в германский плен, десять без вести пропали, несколько иноков погибло на поле боя.
Оптина пустынь после 1917 года
Репрессии
Вначале 1918 года, после опубликования Декрета об отделении Церкви от государства, монастырь перестал существовать как юридическое лицо и лишился прав собственности. 25 февраля в скит явился отряд красногвардейцев из пяти человек. Заявив, что, по слухам, «здесь много лежит серебра и золота», они потребовали к себе скитоначальника и в его сопровождении обыскали оба храма, все скитские помещения, кельи и даже колокольню, предполагая найти там пулемет. Составив опись и ничего не изъяв, отряд отправился в монастырь. На следующий день храмы и святыни скита были освящены «от осквернения через прикосновение еретических рук».
По мере усиления революционной смуты ухудшалась и ситуация вокруг монастыря. По словам летописца, «часто в окрестностях раздаются одиночные ружейные выстрелы». Усилились и проблемы с продовольствием: «Братии выдается в день по 1 фунту хлеба, что для скита есть явная милость Божия, ибо кругом царит настоящий голод». Подспорьем для решения этой проблемы стали огороды. Скитский садовник отец Павел (Драчев) с несколькими братиями занялись освоением всех свободных участков земли в стенах скита. 4 июня 1918 года двое монахов, отправленные за хлебом, привезли 25 пудов пшеницы, к великой радости скитян. «Святые старцы своими святыми молитвами явно помогают своему родному скиту», – таковы последние слова скитской летописи.
В это смутное время поток богомольцев в Оптину не иссякал. Люди, до крайности напуганные и смущенные происходящим в стране, устремлялись к старцам за духовной поддержкой. 22 марта 1920 года отошел ко Господу скитоначальник схиигумен Феодосий (Поморцев). Последним начальником оптинского скита стал старец Нектарий, принявший вскоре постриг в великую схиму.
Братия Оптиной пустыни, 1910 г.Бедствия революционной смуты и гражданской войны не обошли стороной практически ни одну семью. Утраты, голод, лишение крова и средств к существованию… Ежедневно на старцев Анатолия и Нектария изливались целые потоки скорби. Старцы не только принимали людей, но и отвечали на множество писем.
Преподобный Анатолий (Потапов) советовал верующим в это страшное время обращать внимание на состояние своей души, а не на внешние обстоятельства, не забывать о Промысле Божием и готовиться к грядущим гонениям. «Да, очень тяжело верующему сердцу смотреть на все то, что творится вокруг, – писал он своему чаду. – Не отчаивайтесь и не унывайте, избегайте, насколько возможно, всех обществ, забав и увеселений… Уготовьте душу свою во искушение». А старец Нектарий на вопросы, ожидать ли улучшения ситуации в будущем, отвечал так: «Будет все хуже, хуже и хуже…» Предупреждая, что надо готовиться к еще более тяжким испытаниям, наставлял о необходимости терпения и молитвы.
Хотя старцы никому не обещали облегчения скорбей, люди уходили от них утешенными. Уготовихся и не смутихся, – говорит пророк Давид (Пс. 118, 60). Благодать Божия, помогавшая преподобным нести бремя человеческих страданий, наполняла их слова необычайной силой, укреплявшей приходящих к ним в вере и уповании на помощь Божию в перенесении грядущих испытаний.
Первые аресты монахов были проведены 30 сентября 1919 года. В козельской тюрьме оказались епископ Михей (Алексеев), казначей иеромонах Пантелеимон (Аржаных) и письмоводитель иеромонах Никон (Беляев). Узников освободили 17 ноября того же года. Аресты продолжились и в начале 1920 года. Помимо этого, братию мобилизовывали на принудительные работы для нужд советской власти.
В 1927 году начались групповые аресты братии, проживавшей в Козельске. Были арестованы иеромонах Никон, еще десять человек монашествующих и работники музея «Оптина пустынь». Почти все они были приговорены к различным срокам заключения и ссылкам. Преподобноисповедник Никон после ареста уже не вернулся, он скончался в северной ссылке.
В 1930 году по Козельску прокатилась новая волна арестов. Около сорока монахов и мирян, обвиненных в контрреволюционной агитации, приговорили к различным срокам заключения и ссылкам, а один мирянин был расстрелян. После 1937 года в городе и окрестностях из числа братии почти никого не осталось, священнослужителей и монахов безвинно арестовывали и приговаривали к большим срокам и расстрелам.
Более семидесяти[10] оптинских насельников было репрессировано. Из них около пятидесяти человек расстреляны или скончались в лагерях и ссылках.
Оптина пустынь в первые годы после революции.
Попытки сохранить монастырь
К лету 1918 года обстановка вокруг монастыря с каждым днем все более накалялась. В июне был конфискован монастырский дом и другие постройки при мельнице на реке Другузне[11]. В монастырской гостинице на двери одной из комнат появилась вывеска «Козельский уездный военный комиссар». А 23 июля иеромонах Никон, по благословению настоятеля проводивший переговоры с представителями советской власти, докладывал епископу Феофану (Тулякову) о планируемой конфискации всех монастырских лошадей. Согласно официальным заявлениям, целью конфискаций являлась хозяйственная необходимость или нужды армии, однако с течением времени стало очевидно: власти хотят закрыть монастырь.
К 10 августа 1918 года козельские комиссары приняли решение удалить из Оптиной всех монахов. Представители новой власти даже обсуждали возможность предложить братии остричь волосы и поступить на советскую службу. В августе уездный Комиссариат социального обеспечения потребовал от монастыря предоставить два корпуса для создания детского приюта и богадельни.
В условиях усиливающегося давления властей основной задачей братии, помимо физического выживания, стало оформление своего статуса в соответствии со сложившейся ситуацией. Чиновники из советских учреждений, расположенные к обители, в частных разговорах советовали братии для спасения монастыря и его хозяйства зарегистрироваться в качестве трудовой общины или артели.
В декабре 1918 года была зарегистрирована Оптинская трудовая сельскохозяйственная артель, при которой в качестве работников оставили несколько братий. Устав артели, составленный под руководством настоятеля архимандрита Исаакия, был написан в соответствии с правилами иноческой жизни – и по внешности, и по духу.
С целью сохранения монастырского стада и уникальной оптинской породы крупного рогатого скота в 1919 году было создано племенное хозяйство, которое возглавил один из послушников. Новообразованный племхоз пользовался по договору всеми постройками монастыря, кроме части скитских строений.
А 18 мая 1919 года на территории монастыря и скита был создан музей «Оптина пустынь». Этому предшествовала телеграмма Коллегии по делам музеев и охраны памятников искусства и старины Народного комиссариата просвещения, гласившая, что монастырь, скит и «историческая роща между ними со всеми зданиями и художественными предметами взяты на учет на основании декрета». На учет были взяты 120 разных строений монастыря XVIII–XIX века с находившейся в них утварью, мебелью и прочим, а также роща между монастырем и скитом. Фонды пополнились и предметами из усадьбы Кашкиных в селе Нижние Прыски. В музее были сформированы отделы монашеского быта и истории Оптиной пустыни, церковно-археологический, стенной живописи, краеведческий, помещичьего быта, кустарного производства, естественно-исторический.
В ведение музея были переданы также кожевенная мастерская и сад, в котором было около тысячи фруктовых деревьев. Все это значительно ограничило владения племхоза. Первое время музеем руководил преподобноисповедник Никон (Беляев), а осенью, после его ареста, заведующей назначили Лидию Васильевну Защук, духовную дочь старца Нектария (впоследствии она приняла постриг в схиму с именем Августа)[12]. Первоначально в качестве сотрудников музея было утверждено 22 человека, среди которых большую часть составляли насельники обители.
Прпмц. Августа (Защук), схимонахиняНа совместном заседании представителей Козельского исполкома и Наркомпроса по вопросу организации Оптинского музея особенное внимание было уделено библиотекам, монастырской и скитской – как представляющим «исключительную ценность». Обе библиотеки вывели из подчинения музею, оставив в ведении Наркомпроса с указанием сохранить их «совершено в своей полной цельности и неприкосновенности». Библиотека Оптиной пустыни была снабжена особой охранной грамотой с включением ее хранителя в штат Наркомпроса.
Так, путем создания различных хозяйственных организаций, архимандриту Исаакию с братией удалось на несколько лет отсрочить полное уничтожение обители. Причем на территории скита в это время действовало сразу две организации – племхоз и музей. Обе были созданы для сохранения обители: первая – по инициативе оптинской братии, а вторая – государства.
Понимая, что монашеское братство фактически продолжает существовать, в январе-феврале 1920 года местные власти направили в скит «Комиссию по ликвидации монастыря Оптина пустынь». Обнаружив, что там еще проживает множество братии, комиссия опечатала часть помещений, сделала опись и изъяла часть церковного имущества. Среди прочего были изъяты хранившиеся как святыня монашеские облачения преподобных Моисея, Макария и Амвросия, а также схима одного из первых насельников скита отца Вассиана[13].
28 августа 1920 года комиссия заявила об окончательной ликвидации монастыря. Однако на защиту скита решительно встала заведующая музеем Л.В. Защук. В официальных документах она называла скит «живой иллюстрацией к ушедшему укладу русской жизни начала ХХ века», а его насельников – «живыми статуями музея». В полном соответствии с принятой тогда риторикой Лидия Васильевна дала обещание Наркомпросу привлекать монахов «к трудовому продовольственному строю» и докладывать «о всех недочетах материальной, гигиенической и социальной стороны их коммунальной жизни». Благодаря ее усилиям была достигнута договоренность о передаче музею больничного храма преподобного Илариона Великого. В исключительных случаях и с общего разрешения Здравотдела, музея и коменданта Оптиной пустыни в нем дозволялось совершать богослужения.
Таким образом, руководству музея при определенной поддержке Наркомпроса удалось какое-то время противостоять стремлению местных властей выселить монахов из скита. Когда в 1921 году они попытались изъять скит из ведения музея и передать отделу социального обеспечения Козельска, Защук обратилась за помощью в Главмузей, откуда вскоре пришла телеграмма за подписью заведующей Главмузеем Н.И. Троцкой, жены знаменитого революционного деятеля: «Скит сохранить».
Монахиня Мария (Добромыслова)Монашеское братство, несмотря ни на что, продолжало жить. В музейных списках местом работы большинства из них указано садоводо-огородническое товарищество, и только у отца Иосифа (Полевого), бывшего скитского библиотекаря и летописца – музей. С его помощью под руководством научного сотрудника музея К.В. Покровской была восстановлена обстановка келий старцев в скиту, какими их видел Ф.М. Достоевский и описал в «Братьях Карамазовых». Монахиня Мария (Добромыслова) в «Записках об оптинском музее» писала, что по указаниям и под руководством отца Иосифа «в сравнительно короткий срок келья старца приняла свой прежний вид… В прихожей даже висела монашеская одежда, а на полке над вешалкой помещались головные уборы. Мужская приемная (вход из скита), самая большая комната в домике (направо от крыльца) была обставлена старинной мебелью: большой, обитый черной кожей диван; два или три таких же кресла и несколько стульев. На стенах – портреты. В простенке между окон – кресло, на котором всегда сидел Н.В. Гоголь во время своих приездов. Над этим креслом, в рамке под стеклом, висело на стене его подлинное, пожелтевшее от времени письмо к одному из старцев». В монашеских кельях были устроены «павильоны монастырского быта». На какое-то время попытка заведующей музеем сохранить скит как «живую иллюстрацию» увенчалась успехом.
Одновременно в бывшей монастырской трапезной была открыта экспозиция тканей и отдел флоры и фауны; в отделе тканей экспонатами служили преимущественно церковные облачения и ковры.
Все это время богослужения совершались в Казанском храме монастыря (уже как приходском) и обоих скитских храмах – Иоанна Предтечи и святителя Льва Катанского, а также иногда в храме Илариона Великого. О точном времени окончания скитских богослужения сведений не сохранилось. Возможно, с мая 1919 года до августа 1923 года богослужение иногда совершалось с ведома заведующей музеем, но это не афишировалось.
Оптина после 1923 года. Разорение
Вапреле 1923 года оптинская сельхозартель была закрыта. Только пятнадцать человек из бывших членов артели были оставлены в монастыре как музейные работники, в основном сторожа. Остальные монахи были вынуждены покинуть скит, некоторых арестовали.
На Страстной неделе Великого поста 1923 года был арестован и старец Нектарий. «…По мартовской обледенелой дорожке уводили из скита отца Нектария, – вспоминал очевидец. – Слабенький старец шел и падал. Монастырский хлебный корпус был превращен в тюрьму, куда привели едва держащегося от слабости старца. А когда ударили в монастыре к чтению 12 Евангелий, подъехали розвальни и увезли его в городскую тюрьму».
18 августа 1923 года власти потребовали от всех монахов, в том числе и музейных сторожей, в двухдневный срок выселиться из Оптиной. А на следующий день, в праздник Преображения Господня, был запечатан последний действующий храм обители – Казанский.
Помещения музея были осмотрены (ревизированы) калужским и козельским прокурорами. Вскоре в отношении Л.В. Защук началось следствие, а в апреле 1924 года она была окончательно отстранена от должности. Еще недавно всевластный супруг заведующей Главмузеем Н.И. Седовой-Троцкой проигрывал в жестокой внутрипартийной борьбе, поэтому последствием ее заступничества стало лишь освобождение из-под ареста Л.В. Защук. К этому времени монашеское братство в стенах Иоанно-Предтеченского скита уже перестало существовать. Последний оптинский настоятель и большинство монахов поселились в Козельске.
В 1924 году бывший монастырь был взят на госохрану как историко-мемориальный памятник. Хотя жители окрестных деревень предпринимали попытки сохранить для богослужений хотя бы один оптинский храм, даже собирали подписи, но им было отказано. В августе 1924 года на заседании Оптинской ячейки РКП(б) даже был поставлен вопрос о переименовании «былого гнезда монахов» в поселок имени А.В. Луначарского. Советской власти было ненавистно даже само имя Оптиной пустыни.
Могила прп. Нектария Оптинского в с. ХолмищиВ летнее время музей сдавал монастырские кельи дачникам за довольно низкую цену. Во времена НЭПа был открыт частный продовольственный магазин в бывшей монастырской иконно-книжной лавке, расположенной на лестнице. А в столярной мастерской работала бригада столяров, изготовляющих для дачников мебель.
Занимался музей и монастырской библиотекой, соединив ее с библиотекой скита. В начале ХХ века в оптинской библиотеке, по разным данным, хранилось от 20 до 30 тысяч книг, среди которых были уникальные издания и рукописи. Духовных книг, конечно, было большинство, но имелись и целые разделы по истории, географии, этнографии, философии, словесности, медицине, ботанике, статистике, топографии, сельскому хозяйству, а также отдел «Художества и искусства». Великолепный справочный отдел включал в себя энциклопедии, словари, всевозможные справочники, месяцесловы, календари, дорожники, даже морские лоции. До революции при библиотеке действовала переплетная мастерская с зингеровскими станками для шитья, резки бумаги, рубки картона, – она была очень быстро разворована. Обе библиотеки перевезли в скит, в кирпичное трехэтажное здание при храме святителя Льва Катанского. К концу 1926 года научный сотрудник музея К.В. Покровская завершила работу по разбору и размещению книжного фонда на новом месте.
24 мая 1927 года Оптина пустынь стала историческим отделом Калужского областного музея. Незадолго до этого Калужский губисполком принял решение о том, что монастырь в музейном отношении большой ценности не представляет и потому не стоит затрат на содержание. Руководство музея решило создать в монастыре экспозицию, посвященную Льву Толстому, что и было реализовано впоследствии.
В 1928 году музей был закрыт. Чтобы спасти редкие книги и уникальные рукописи библиотеки, в Москве была создана специальная комиссия. Но распоряжением местных властей книги в течение недели спешно хаотически свалили в мешки и отправили в Москву, тщательно разобрать их не удалось. Ныне часть оптинской библиотеки находится в хранилищах Российской государственной библиотеки (бывшая Государственная библиотека СССР им. В.И. Ленина). Разными путями книги со штампом библиотеки Оптиной пустыни попали также в библиотеку Московской духовной академии. По свидетельству Н.А. Павлович, 200 экземпляров были переданы из РГБ в Музей имени Андрея Рублева, еще какая-то часть библиотеки оказалась в Нью-Йорке, в Свято-Владимирской академии, а в Париже «Международная книга» торговала оптинскими книгами в розницу.
После закрытия музея оставшиеся скитские здания были переданы в ведение Козельского уездного исполкома в качестве дачного поселка. К сожалению, последние работники музея не смогли спасти имущество обители, представлявшее историческую ценность. В 1929 году одна из комиссий зафиксировала, что «обнаружен целый ряд экспонатов, брошенных на месте, которые ранее по их нумерации числились как ценные экспонаты, например: несколько портретов бывших царей, крупных помещиков, старцев… картина “Суд Батыя над князем и гражданами города Козельска” и другие»[14].
Оптину уничтожали планомерно. По свидетельству монахини Марии (Добромысловой), после отъезда комиссии множество брошенных книг попытались продать с аукциона, который устроили прямо на паперти собора, но желающих приобрести их оказалось мало. Были раскуплены только богослужебные книги, а остальные проданы козельским торговцам и всем желающим по цене макулатуры. Книги и брошюры, хранившиеся на складе оптинских изданий, разобрали местные жители на хозяйственные нужды.
С аукциона было продано и все имеющее материальную ценность: мебель, вещи домашнего обихода, церковная утварь, пригодная в хозяйстве. Особенно охотно покупали подризники: шелковые, атласные, сатиновые – на пошив платьев. Оставшуюся церковную утварь сдали на металлолом. Большие иконы и иконостасы из всех храмов монастыря и скита были отвезены в Козельскую профтехшколу. Небольшого размера иконы раздавали бесплатно.
Тогда же разорили и кладбище – железные и чугунные памятники, плиты, кресты и ограды были отправлены на металлургический завод, деревянные пошли на топливо. Могильные холмики тщательно сравняли с землей, и теперь это место напоминало кладбище лишь остатками фундаментов памятников и крестов.
Зимой 1928–1929 годов начали уничтожать заповедный лес между монастырем и скитом. Спиленные деревья отвозили в Козельск на лошадях. По воспоминаниям очевидцев, иногда одно огромное бревно, уложенное на дровни с прицепом, тащили четыре лошади, – и таких бревен было много.
В 1928 году был уничтожен большой монастырский колокол весом около 900 пудов, бархатный голос которого порой был слышен за 20 километров окрест. Чтобы снять колокол-великан, безбожникам пришлось разломать оконный проем, и тогда он упал на лестничную площадку и разбился. Во время Великой Отечественной войны верхний ярус колокольни рухнул, после чего ее окончательно снесли, сохранился лишь нижний ярус.
Оптина пустынь. Дом отдыха им. ГорькогоВ 1931 году в Оптиной открыли дом отдыха имени Горького. Число отдыхающих с каждым годом увеличивалось. Однако, по мнению властей, расходы не окупались, поэтому музей стал продавать с аукциона немногое сохранившееся монастырское имущество. Вначале было продано все, что имелось в рухольной: сукно, кожа, другие материалы. Затем начали продавать церковные облачения – несколько раз в течение года их партиями отвозили в Козельское казначейство для продажи с аукциона.
В 1939 году бесснежная зима с сорокаградусными морозами погубила монастырский плодовый сад. А в годы войны были срублены почти все деревья на территории монастыря и скита: липы и лиственницы, окружавшие четыре храма и кладбище, тополя, которыми были обсажены дороги вокруг стен монастыря до самого парома. В скиту остались дуб-великан, одиноко стоящий возле «сажалки»[15], превратившейся в грязную канаву, два кедра – остатки рощи, да несколько лип.
В 1939–1941 годы на территории обители располагался концлагерь НКВД, куда после начала второй мировой войны привезли польских офицеров. В разное время там находилось от двух до шести тысяч заключенных. Большинство из них было осуждено ОС НКВД к лишению свободы от 3 до 5 лет. В начале Великой Отечественной войны, 8 октября 1941 года, Козельск и Оптина пустынь были захвачены фашистами – оккупация продлилась 81 день. Когда город был освобожден, до 1943 года в монастыре разместили эвакуационный госпиталь, а в 1944–1945 годы – проверочно-фильтрационный лагерь НКВД СССР для возвратившихся из плена советских офицеров. Затем обитель стала местом дислокации танкового батальона и пехотного полка. В послевоенные годы многие монастырские здания были разрушены и разобраны на кирпич, а в сохранившиеся монастырские и скитские корпуса заселили жителей Козельска и окрестных деревень. В скиту разместили также сельскую школу.
За годы запустения были разрушены кладбищенская Всехсвятская церковь и больничная Владимирская, у сохранившихся храмов снесены главы, от Казанского собора и храма преподобной Марии Египетской остались лишь стены, частично разрушена ограда. Источник преподобного Пафнутия Боровского зацементировали, так как к нему за водой приходили паломники, но родник пробился на поверхность земли в другом месте.
В 1967 году благодаря усилиям директора Козельского краеведческого музея В.Н. Сорокина в скиту был открыт литературный отдел музея. Его экспозиция была посвящена Л.Н. Толстому, братьям И.В. и П.В. Киреевским, Н.В. Гоголю и Ф.М. Достоевскому.
В 1974 году монастырь был принят на государственную охрану как памятник истории и архитектуры. Началась реставрация, которая проводилась крайне медленно. Удалось восстановить лишь башню со Святыми вратами.
Вот что увидел в Оптиной директор издательства «Молодая гвардия» В.Н. Ганичев, приехав в обитель с группой экскурсантов в 1976 году. «Святого места не было, – пишет он. – Был самый мерзостный разор, который мне когда-либо приходилось видеть. Раскрошившимися останками кирпичей торчали зубцы разрушенных монастырских строений, купола на храме не было, двери на другой церкви вообще были заколочены. Посреди бывшего монастырского двора валялись части от разобранного трактора, а может, и комбайна: колеса, остатки гусениц, искривленный штурвал. В стороне стоял и сам проржавевший железный конь. О покосившийся каменный крест боком терлась корова. Значит, тут погост, тут могилы. Но могил не было. Были навозные кучи да клочки сопревшей соломы. По останкам кладбища прыгала спутанная лошадь. Окропляемые мелким дождем, побрели мы по чавкающей поляне. Споткнулся о каменную плиту. Может быть, она сама поднялась и остановила путников. В сероватом свете видны какие-то буквы. Извилистая трещина проходила наискось плиты, и я долго не мог разобрать написанное. Наконец прочитал: “Ки-ре-ев-ский”. Боже мой! Великий сын России, ее духовный столп… Тут же другая плита, раздробленная гусеницами проехавшего трактора. Здесь, на священных камнях, воцарилось волею начальствующих невежд сельскохозяйственное ПТУ… Встревоженная нашими голосами, поднялась с высоких деревьев и закружилась стая ворон. Вот, вот – это их вековечный танец над останками брани! Над прахом. Прошли дальше в лес, в скит монашеский. В скиту было еще тяжелей: церковь закрыта, доска была пропущена сквозь ручку и, кажется, приколочена. Наверное, давно. Сквозь дождь прошли к домику, где висела плита с надписью, что тут бывал Достоевский. Но и домик был закрыт. Да, пустынь, полная одиночества, разора, пустоты, мрака».
В то же время, как отмечал В.А. Солоухин, «скит и все в скиту уцелело в большей целости и сохранности, нежели в основном монастыре. Полкилометра расстояния от Оптиной, меньшая капитальность и крепость скита, в особенности наружной стены (но и других построек тоже), косвенно помогли ему уцелеть, и разрушительная волна прокатилась как бы над ним»[16].
Однако мерзость запустения, воцарившаяся в святом месте, не смогла уничтожить в народе память об Оптиной и ее старцах. На протяжении десятилетий безбожия свет Оптинской святыни хранили сердца «малого стада» христиан – ведь оптинское старчество было служением святых всему своему народу, которое продолжилось в их молитвах, в их неустанном предстательстве о нас пред Богом. Именно благодаря молитвам святых русская душа не умерла, но сохранила искру Божию, сохранила свою веру, идентичность и ценности.
Возрождение
В1983 году сформировалось и получило официальную регистрацию патриотическое объединение «Память». Основатели движения – ученые, художники, реставраторы – считали, что возрождение России возможно лишь на основе Православия, а успех в проведении любых внешних реформ целиком зависит от духовного состояния общества. Однако вскоре в результате внутренних разногласий его председатель Е.С. Бехтерева была вынуждена покинуть объединение, которое стало приобретать все более скандальную репутацию.
В 1987 году, когда в стране полным ходом шла подготовка к празднованию Тысячелетия Крещения Руси, в Оптиной пустыни царила мерзость запустения. На территории размещался учебный комбинат сельскохозяйственного оборудования; храмы были осквернены и полуразрушены, все вокруг завалено ржавым оборудованием, сломанной сельхозтехникой и всяческим хламом.
Узнав о том, что группа архитекторов-реставраторов выступила с инициативой о передаче Оптиной в ведение Министерства культуры, Елена Сергеевна Бехтерева решила помешать превращению святыни в музей и бороться за то, чтобы дать монастырю возможность жить полнокровной духовной жизнью. Обратившись за благословением к наместнику Свято-Данилова монастыря архимандриту Тихону (Емельянову), Елена Сергеевна получила благословение на это богоугодное дело. Она составила письмо к Генсеку ЦК КПСС М.С. Горбачеву с просьбой передать Оптину пустынь Церкви. Это был опасный и рискованный шаг: одно дело – просьба об открытии музея и совсем иное – возрождение монастыря.
Подчеркнув значение монастыря как общенационального памятника культуры, описав разруху, в которой пребывала обитель, Елена Сергеевна писала: «…единственным достойным выходом из положения… была бы передача бывшего монастыря в ведение Русской Православной Церкви, а именно Свято-Данилова монастыря… Работы в Оптиной пустыни могли бы проводиться на базе существующих в Даниловом монастыре ремонтно-строительных организаций, используя их технику и рабочую силу… Передача Оптиной пустыни в ведение Церкви явилось бы гуманным актом исторического значения, который, как мы полагаем, встретил бы поддержку со стороны широких слоев советской и мировой общественности».
Еще необходимо было заручиться поддержкой знаменитостей, имеющих авторитет у власти. За несколько месяцев Елена Сергеевна собрала подписи выдающихся деятелей науки и искусства: академика Льва Понтрягина, академика Дмитрия Лихачева, писателей Валентина Распутина и Валерия Ганичева, летчика-космонавта Виталия Севастьянова, певца Ивана Козловского; композитора Георгия Свиридова.
Чтобы письмо не затерялось, попав в руки партийных бюрократов, его нужно было передать лично Горбачеву, и Елена Сергеевна решила обратиться к главному редактору журнала «Коммунист» академику Ивану Тимофеевичу Фролову. Однако долгое время ей связаться с ним не удавалось. И вот однажды, как вспоминает сама Бехтерева, она увидела в полусне старца Амвросия и расценила это как знак благоволения Божия к предпринятому делу. Вскоре встреча с академиком состоялась. Будучи коммунистом, Иван Тимофеевич все же не отказал в помощи. По воспоминаниям Елены Сергеевны, «он был крещен в детстве и был настоящим русским интеллигентом с чуткой православной душой и открытым сердцем, готовым вместить и воспринять благое»[17].
3 июня 1987 года, в праздник Владимирской иконы Божией Матери и равноапостольной царицы Елены, обращение было передано Михаилу Сергеевичу Горбачеву. По словам академика Фролова, решение было принято сразу же: прочитав письмо, Горбачев распорядился подготовить решение ЦК и немедленно начать по нему работу.
Как и предлагалось в письме, восстановление Оптиной пустыни было поручено Свято-Данилову монастырю. Архимандрит Тихон направил сюда строительную бригаду и необходимые материалы, а главное, трех монахов, которые стали первыми насельниками возрождающейся обители.
В октябре 1987 года, незадолго до дня памяти старца Амвросия (тогда еще не прославленного), в Оптину был направлен иеромонах Иосиф (Братищев), помощник эконома московского Данилова монастыря. Вместе с ним в обитель прибыла бригада строителей. Руководство сельскохозяйственного училища всячески сопротивлялось возрождению монастыря – единственным зданием, которое было передано обители, стала трапезная без крыши.
Введенский собор директор училища освободить отказался – в нем стояли токарные станки, – и только при содействии председателя местного исполкома отцу Иосифу удалось подготовить для богослужений северный Никольский придел. Однако разрешения служить в нем получено не было. Храм решили устроить в единственном полностью отремонтированном помещении монастыря – южной надвратной башне. Туда из Введенского собора перенесли фанерный иконостас, наклеили на него в должном порядке большие цветные фотографии икон – и храм в честь Владимирской иконы Божией Матери был готов.
В канун празднования 1000-летия Крещения Руси, 17 ноября 1987 года, Оптина пустынь была возвращена Русской Православной Церкви.
Весной 1988 года на семинаре в секции художников-монументалистов Всероссийского общества охраны истории и культуры Елена Сергеевна Бехтерева предложила провести в Оптиной пустыни субботник. Архимандрит Тихон предоставил микроавтобус. Четырнадцать человек художников и сама Е.С. Бехтерева отправились в Оптину заниматься тяжелой работой – очищать территорию, вручную разгребая кучи строительного мусора.
3 июня 1988 года в обители была отслужена первая Божественная литургия в надвратной Владимирской церкви, а затем был открыт и Введенский собор. А 13 августа 1988 года наместником монастыря был назначен архимандрит Троице-Сергиевой лавры Евлогий (Смирнов).
С 9 декабря 1988 года первые монахи поселились и в Иоанно-Предтеченском скиту. А 10 декабря, в день ее празднования, замироточила находившаяся там чтимая икона Божией Матери «Знамение».
Так начиналось возрождение обители, явившей православному миру дивный собор преподобных отцов, пережившей разорение и более шестидесяти лет лежавшей в руинах.
Владыка Евлогий (Смирнов)6–9 июня 1988 года Поместный Собор Русской Православной Церкви прославил в лике святых великого старца Амвросия, первого из сонма Оптинских святых. 16 октября совершилось обретение святых мощей старца Иосифа, которые были ошибочно приняты за мощи старца Амвросия. Несомненно, это произошло не без промысла Божия, ведь преподобный Иосиф в течение тридцати лет исполнял послушание келейника старца, был «правой рукой» преподобного Амвросия. О нем повторяли слова блаженной старицы: «Что Амвросий, что Иосиф – одно». После кончины старца отец Иосиф перешел на жительство в его келью и стал его преемником. Даже внешне они были очень похожи. Можно сказать, что и здесь ближайший послушник смиренно «заместил» своего старца на время, пока не были обретены его честные мощи.
22 октября был освящен главный престол Введенского собора. А 16 ноября, в канун годовщины возвращения монастыря Церкви, Господь явил возрождающейся обители чудо: замироточили сразу два образа – преподобного Амвросия Оптинского и Казанской иконы Божией Матери.
9 апреля 1989 года, в Неделю 4-ю Великого поста, северный придел Введенского собора был освящен в честь преподобного Амвросия Оптинского. Освящение было совершено митрополитом Ростовским Владимиром (Сабоданом), управляющим делами Московской патриархии. Очевидец вспоминает: «Владыка приехал около 10 часов утра и, возглавив собор служащих, начал совершать освящение храма и придела в честь преподобного Амвросия. После полного освящения храма архиерейским чином началась Божественная литургия, за которой митрополит Владимир совершил две хиротонии: иеродиакон Антоний (келарь обители) был рукоположен в сан иеромонаха, в сан иеродиакона – инок Даниил. После братской трапезы владыка Владимир сказал краткое слово братии».
16 июля 1989 года были обретены и перенесены в Оптину святые мощи старца Нектария, скончавшегося в изгнании и похороненного на кладбище села Холми́щи. Кладбище, где был похоронен старец Нектарий, находилось в еловом лесу, в двух километрах от села. Отслужив заупокойную литию, братия приступили к работе по обретению мощей. В земле попадались пули, осколки снарядов. Обретенные мощи были переложены в новый гроб. В Оптиной мощи встречали каждением и праздничным звоном. «Мы встретили честные останки отца Нектария, – записал летописец того времени послушник Игорь (Росляков), – переложили их в гроб и перенесли в храм. Была отслужена великая панихида. Мощи обнесли вокруг храма… Вечер был необыкновенный. Прозрачный, тихий, лучезарный. В душе появилось ощущение Оптиной такой, какой она была раньше, при старцах. Святость наполнила воздух. Было видно, как она хранит силою своею мир и вся, яже в нем. В храме пели “Вечную память”, и у ворот, где я дежурил, было слышно…» Честные мощи были положены во Введенском соборе.
1 февраля 1990 года Оптиной пустыни была возвращена большая часть Иоанно-Предтеченского скита (другая часть оставалась у литературного отдела Козельского краеведческого музея до 2005 года), а 18 марта совершилось освящение скитского храма в честь Собора Иоанна Предтечи.
20 января 1991 года наместником Оптиной пустыни был назначен архимандрит Троице-Сергиевой лавры Венедикт (Пеньков). Именно с его деятельностью связано восстановление и благоустройство обители, как внешнее, так и внутреннее. Под его духовным руководством сформировалось нынешнее братство, сложились монастырские уставные и хозяйственные традиции. Отец Венедикт руководил монастырем вплоть до своего отшествия ко Господу 22 января 2018 года.
С 14 июля 2018 по 29 декабря 2021 года должность наместника монастыря исполнял епископ Можайский Леонид (Толмачев).
С 29 декабря 2021 года наместником Оптиной пустыни и викарием Святейшего Патриарха Московского и всея Руси с титулом «Можайский» является епископ Иосиф (Королев).
Убиенные братия
18апреля 1993, в день Светлого Христова Воскресения, было совершено злодейское убийство трех братий Оптиной пустыни: иеромонаха Василия, инока Ферапонта и инока Трофима.
После ночной литургии и праздничного разговения иноки Ферапонт и Трофим звонили в колокола на звоннице, расположенной возле Введенского собора. Преступник, заранее подготовив орудие убийства с выгравированным на нем числом «666», подошел к инокам и заколол их. В это время отец Василий вышел из своей кельи и оправился в Предтеченский скит исповедовать на средней литургии. Совершив злодеяние, преступник побежал к скитским вратам, чтобы скрыться в лесу. Увидев у врат иеромонаха, он вонзил ему в спину меч. Смертельно раненый отец Василий скончался в машине скорой помощи, не доехав до больницы.
Почитание убиенных братий началось вскоре после случившегося. Молясь об их упокоении, многие стали обращаться к ним с прошением о помощи в своих нуждах. В 2008 году на месте погребения иеромонаха Василия, иноков Ферапонта и Трофима, у восточной стены монастыря, была воздвигнута и освящена часовня. Тысячи паломников специально приезжают сюда, чтобы поклониться гробам убиенных, отслужить в часовне литию, помолиться об их упокоении.
«Поминая наших братьев, убиенных злодейской рукой, мы утешаемся, что они у Господа, что они получили великую награду, – сказал старец схиархимандрит Илий в годовщину кончины братий. – Они – мученики. И, приходя к ним на могилу, собеседуя и прося, люди чувствуют молитвенную помощь».
Вот уже много лет в монастырь стекаются свидетельства чудесной помощи наших мучеников. По их молитвам и вере просящих происходят исцеления, избавление от опасностей, разрешение тяжелых жизненных ситуаций. Имена иеромонаха Василия, иноков Трофима и Ферапонта стали символом новой Оптиной, связующим ее с обителью великих старцев.
Верим, что Господь, даровавший нашим братиям не только во Христа веровать, но и страдать за Него (см. Флп. 1, 29), дарует им и венцы славы в невечернем дни Царствия Своего.
Прославление Собора Оптинских преподобных
Несколько лет братией монастыря велась активная работа по сбору материалов к прославлению Собора Оптинских преподобных. Тщательно готовилось обретение и идентификация их мощей.
В мае 1993 года начались восстановительные работы в Казанском храме. По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия, священноархимандрита монастыря, было совершено обследование места погребения схиархимандрита Моисея и схиигумена Антония (Путиловых), расположенного у южной стены храма, напротив Крестовоздвиженского придела. 26 декабря 1994 года совершилось обретение мощей схиархимандрита Моисея, а 27 декабря – схиигумена Антония. Мощи были положены в новые дубовые гробы и 22 января 1995 года торжественно захоронены под спудом на том же месте, в новосооруженных склепах. 11 февраля 1995 года были обретены мощи схиархимандрита Исаакия (Антимонова), а 26 мая состоялось их захоронение под спудом в Казанском храме, напротив северного придела в честь великомучеников Георгия Победоносца и Феодора Стратилата.
26 июля 1996 года состоялось долгожданное событие – были причислены к лику местночтимых святых тринадцать преподобных, просиявших в Оптиной пустыни: Лев, Макарий, Моисей, Антоний, Иларион, Исаакий (Антимонов), Анатолий (Зерцалов), Иосиф, Варсонофий, Анатолий (Потапов), Нектарий, преподобноисповедник Никон и преподобномученик Исаакий (Бобраков). Совершив последнюю заупокойную литию на их могилах, Святейший Патриарх Алексий торжественно провозгласил во Введенском соборе монастыря Деяние о канонизации. На следующий день, 27 июля, Святейший Патриарх освятил воссозданный храм в честь Казанской иконы Божией Матери и совершил в нем Божественную литургию.
7 июля 1998 года, в день Рождества Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, братия приступили к работам по обретению святых мощей старцев, погребенных на монастырском некрополе. 10 июля были обретены мощи преподобных Льва, Макария, Амвросия, Илариона, Анатолия (Зерцалова), Варсонофия и Анатолия (Потапова). Обретенные мощи положили в дубовые ковчеги, отслужили пред ними молебен и установили во Введенском соборе для поклонения.
23 октября 1998 года, в день памяти преподобного Амвросия, Святейший Патриарх Алексий II освятил выстроенную по старым чертежам Владимирскую церковь, которая должна была стать храмом-усыпальницей оптинских преподобных. В этот же день мощи семи старцев: Льва, Макария, Илариона, Анатолия (Зерцалова), Иосифа, Варсонофия и Анатолия (Потапова) были торжественно перенесены во Владимирский храм и положены в гранитные раки. А недавно обретенные мощи преподобного Амвросия перенесли во Введенский собор и положили в раку перед алтарем Амвросиевского придела.
6 февраля 2000 года архиепископом Калужским и Боровским Климентом был освящен новый храм обители в честь иконы Божией Матери «Спорительница хлебов», возведенный на монастырском подсобном хозяйстве. Эта икона, написанная по благословению старца Амвросия, особо почитается в Оптиной и Шамордино.
В августе 2000 года юбилейный Архиерейский Собор Русской Православной Церкви установил общецерковное почитание Собора Оптинских святых, которые и по сей день незримо пребывают в своей обители и служат к пользе душ всех с молитвой к ним притекающих.
22 июня 2005 года состоялось обретение мощей иеромонаха Рафаила (Шейченко), погребенного на старом кладбище города Козельска. Братия перенесли мощи в Оптину пустынь – сначала на братское кладбище. 11 апреля 2006 года преподобноисповедник Рафаил был причислен к лику святых, его имя включено в Собор новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания. 30 декабря 2007 года Наместник обители архимандрит Венедикт совершил малое освящение недавно построенного Преображенского храма. В тот же день торжественным крестным ходом мощи преподобноисповедника Рафаила были перенесены в этот храм и положены в раку, установленную в притворе, у западной стены.
В 2005–2007 годы братией обители велась активная работа по сбору материалов для канонизации оптинских новомучеников и исповедников. В архивах ФСБ изучались материалы судебно-следственных дел, а сведения о судьбах и обстоятельствах жизни братий, репрессированных после 1937 года, удалось получить в результате запросов в архивы целого ряда областей России, от Архангельска до Астрахани и Ростова. Были записаны воспоминания некоторых очевидцев той эпохи, тех, кто хорошо помнил последних оптинских монахов, найдена переписка и фотографии. Большую помощь в исследованиях оказал фонд «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви». В целом, на основании материалов судебно-следственных дел, писем, синодиков и мемуарных источников стали известны, в той или иной степени, судьбы почти двухсот братий.
На основании собранного материала к лику святых были причислены восемнадцать мучеников и исповедников Оптиной пустыни, а игуменом Дамаскиным (Орловским) написаны их жития. В Собор новомучеников и исповедников Российских XX века были включены имена: преподобномучеников Евфимия (Любовичева), Пантелеимона (Аржаных), Лаврентия (Левченко), Серафима (Гущина), Рафаила (Тюпина), Пафнутия (Костина), Авенира (Синицына), Евтихия (Диденко), Марка (Махрова), Саввы (Суслова), Викентия (Никольского), Гурия (Самойлова), Игнатия (Даланова), Иоанникия (Дмитриева), преподобноисповедников Рафаила (Шейченко), Севастиана (Фомина), Агапита (Таубе) и мученика Бориса Козлова.
В 2016 году по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла было установлено празднование Собора всех святых, в Оптиной пустыни просиявших. С тех пор оно совершается ежегодно 11/24 октября, в день памяти преподобного Льва, основателя оптинского старчества.
