Опять живой. Священник Александр Дьяченко — о двух чудесах.
Умирает старый человек. Ему уже очень много лет. Война с германцами остановилась на нем и на его сверстниках. Им достались тревожные послевоенные годы, но в боевых действиях он участия не принимал. Зато всю войну, находясь в тылу, простоял у станка и, как все тогда, холодал и голодал.
Какая уж тут учеба! Воспитание получал в армии. Что это за воспитание, по себе знаю. Отец служил, я бегал за ним хвостиком, потому лет до восьми из солдатской казармы вообще не вылезал. Чему-чему, а материться в казармах я научился виртуозно.
После службы в армии дедушка много лет работал на шахте. Женился, родил детей, а каким был тогда, во время войны и потом в армии, таким и остался. Выше уже не поднялся. Так и прожил жизнь «пацаном», матерщинником.
На День Победы цеплял на пиджак знаки за труд еще советской поры и вместе с ветеранами отправлялся на митинг. Садился на скамеечку рядом с воинами и принимал поздравления. Он не искал почета или каких-то льгот. Просто эти люди, как и он сам, жили в то время, а оно было и его временем.
Постепенно все ветераны умерли, и он остался один. Опираясь на палочку, приходил по привычке на митинг. Садился на ветеранское место и сидел, опираясь на трость.
Внуки, отдыхая в Крыму, привезли деду в подарок фуражку — белую капитанку. Фуражка ему понравилась, да так, что он специально сходил к фотографу и сделал свой портрет с фуражкой на голове.
— Вот, — наказывал старик детям, — помру, эту фотографию понесете перед гробом.
Портрет он приладил на ковре у себя над кроватью. Сам в капитанке в центре, а вокруг фотографии родителей, старших братьев, не вернувшихся с войны, их шахтерская бригада в полном составе. Между старыми фотографиями разместил знаки «Шахтерской славы» и «Ударника коммунистического труда». Развесил все и сказал:
— Это мой музей. Для правнуков сделал, чтобы помнили.
Вся дедушкина семья ходит в храм, молится, а он нет. Крест не носил, икон не признавал. Старый уже, а все матерится.
Дед-то человек неплохой, дети его любят, и внуки любят, молятся о нем и жалеют, что близкий их человек доживает свой век без Бога.
Всякий человек, пока живет, о чем-то мечтает, чего-то ждет. Дедушка, из всех своих ровесников оставшись один, затосковал, и все его мысли сводились только к одному: «Когда же я, наконец, помру?»
Время шло, старик стал сдавать. Теперь он подолгу лежал у себя на кровати и молча глядел в потолок.
— Дедушка, давай мы тебе батюшку позовем. Поговорит с тобой, может, покаешься и причастишься.
Дед все так же молча отмахивался от них, мол, отстаньте вы от меня. Родственники советовались со священником. Тот без дедушкиного согласия приходить отказался, но велел им молиться и просить, чтобы Бог явил чудо.
Деду становилось все хуже, он совсем перестал материться. Стало понятно, отходит человек. И в это время Господь на самом деле явил чудо.
Умирающий, находясь в бессознательном состоянии, неожиданно раз за разом в голос громко стал повторять молитву «Отче наш».
— Батюшка, батюшка, чудо! Дед молиться начал! Вчера глаза открыл. Мы ему — давай батюшку позовем. Он соглашается и головой кивает, мол, пусть приходит. Вы придете?!
Священник пришел. Старик лежал с открытым ртом и хрипел. Отходит ветеран. Батюшка посмотрел на фотографию старика в капитанке, перекрестился и начал соборовать умирающего. После помазания освященным маслом он приоткрыл глаза и даже кивнул в знак согласия, когда священник спросил:
— Вы веруете во Христа? Согласны принять Святые Тайны?
Дед подтвердил: да, мол, верую и хочу принять.
Священник причастил умирающего крошечной капелькой Крови Христовой. Тот принял и потерял сознание.
Нужно было видеть родственников дедушки, как они радовались. Теперь их близкий умрет христианином! Он покаялся, пускай просто кивком головы, но ведь покаялся, причастился и непременно войдет в Царство Небесное.
Стали готовиться к скорому погребению, но Господь вновь явил очередное чудо и вернул старика. Наверное, для покаяния.
Неожиданно утром очередного дня тот пришел в себя. Почувствовав прилив сил, сел в кровати и спустил ноги на пол. Оглянулся. Взгляд его остановился на знаменитом портрете в капитанке. Именно эту фотографию он хотел, чтобы несли перед его гробом.
«Опять живой», — тоскливо подумал про себя «воскресший» ветеран и громко, на всю квартиру, выругался.