Среди работников невидимого фронта больше всех доволен был Админ — молодой перспективный начальник Админки, год назад поставленный Хозяином на цифровое направление. Он долго убеждал упертых ветеранов адской службы, что пора забыть о сковородках, потому что настоящий ад не там, где плавится смола, а там, где смущаются души. А поскольку современная душа — потемки, можно без конца их сгущать, используя продвинутые технологии. Ветераны верить не хотели, они предпочитали телевизор, но Хозяин все-таки решился. Так в аду появилась Админка, корпус стратегического направления, заточенный на сетевое продвижение раздора.

Показатели сразу улучшились. Градус виртуальной ненависти вырос, склочный трафик резко увеличился. Но эпидемия… эпидемия дала такие всходы, о которых невозможно было и мечтать. Раньше приходилось ждать, пока очнутся популярные истерики, подзуживать и тыкать им в ребро.

Две тысячи пятнадцать лайков, шестьсот шестьдесят шесть перепостов, и в каждой новой ветке вирус размножается делением. Не ленись, пошевеливай угли, фиксируй хосты.

Но чем лучше становились графики участия и приличнее охват аудитории, тем сильнее уставал Админ. Он был молод и полон энергии, но работа становилась вправду адовой. С раннего утра до поздней ночи (потому что спорщики не спят) он разрабатывал темы, подбрасывал образы, давал инструкции в рабочем чатике. И в конце концов почувствовал: не может! Ни острую тему придумать, ни лбами столкнуть. И решил попроситься в отгул.

— Отгууул, — сложил Начальник губы трубочкой; старенький, сморщенный, в толстых очках без оправы, он сидел за огромным чиновным столом и подписывал кипу бумажек. — Отгуул. В пасхальную, будь она неладна, ночь. А работать кто будет?

— Трафик увеличился в четыре раза, – Админ протянул листочек с цифрами; с экрана Хозяин читать не умел.

— Ну, да. Ну, растете. А на Пасху, как всегда, провалитесь.

— Хозяин, мы построили математическую модель, видите, кривая роста, пик раздражения приходится как раз на эту ночь. Начнут благодатным огнем, доругаются на куличах и самоизоляции, – заныл Админ.

— Ладно, — махнул когтистой лапкой Хозяин. — Полежи, посмотри телевизор. Но чтобы завтра — к девяти — как штык. Постить пасочки, свининку, коньячок. Все к вечеру должны отяжелеть и перепиться. Исполняйте.

Счастливый Админ возвратился к себе в кабинетик. Маленький, уютный, со множеством экранчиков на стенах, похожих на освещенные окна многоквартирного дома. В углу стоял диван; Админ прилег, накрылся теплым одеялом и вооружился пультом управления. Он лично разработал дивную программу, которая передает изображение в Админку. Человек сидит перед компьютером, врет, обзывается и смотрит нехорошее кино; думает, никто его не видит. А сигнал поступает к Админу. Вот они, голубчики, как на ладони. На одном экранчике — подсвеченное страстное лицо, на другом — трехмерное изображение — кухня, спальня, коридор, на третьем ретрансляция картинки на компьютере. Перещелкиваешь адреса, смотришь реалити-шоу, забавно.

Время близилось к полуночи. Как вдруг случилось нечто непонятное. То на одном экранчике, то на другом начал пригасать экранный свет; зазвучали оскорбительные звуки песнопений, появились ненавистные священники: Христос воскресе из мертвых, а зрители расселись перед ноутбуками, как кролики, сложили лапки, начали креститься! Админ решил, что перепутал кнопки, и нажал на просмотр телевизора; нет, работала вполне продвинутая техника. А главное, трансляций этих было множество, шли они из разных мест; вот церковь деревенская, а вот московская, а вот и вообще — из Тель-Авива!

Стало больно и страшно. Рушилось все, что он строил.

В запертых, надежно отсеченных храмах батюшки зачем-то быстро бегали по кругу, словно на невидимых лошадках, и кричали в пустоту «Христос Воскресе!», а из этой самой пустоты им отвечали сотни голосов. Хуже того, непонятней того: люди целовались с кошками; гав, восклицала собака, ей говорили: «Воистину!»

Вот тебе и долгожданный отдых. Вот тебе отгул и трафик. Завтра ветераны настрочат Хозяину телегу, чтобы тот вернул надежный телевизор и не тратил силы на утопию прогресса. Хозяин чертыхнется и не станет слушать старых бесов, но почему-то тревожно.